Баруздин Сергей Алексеевич - Одна-Единственная Жизнь (О Прозе Федора Кнорре)
Сергей Баруздин
Одна-единственная жизнь
О прозе Федора Кнорре
Путь в литературу Федора Федоровича Кнорре (р. 1903 г.) был несколько
необычен - из кино, которое тогда только зарождалось, из цирка, из молодого
революционного советского театра. Вчерашний красноармеец был сорежиссером в
кино и в театре, сам играл, сам ставил в Ленинградском и Центральном
Московском ТРАМах, был хорошо знаком с Траубергом, Мейерхольдом,
Эйзенштейном, Булгаковым, Роммом, писал комические сценарии, цирковые
репризы, а потом ставшие известными пьесы "Тревога" и "Московский 10-10",
которые не только шли на театре, но и были изданы ГИХЛом в 1931 году
отдельными книжками.
Впрочем, Федор Кнорре впоследствии не раз возвращался в кино и театр.
И возвращался не зря. Вспомним его "Истребителей" с Марком Бернесом,
"Родную кровь" с Вией Артмане и Евгением Матвеевым, "Ночной звонок" с Верой
Марецкой и Борисом Андреевым, а в театре Моссовета - "Встречу в темноте",
поставленную Ю.А.Завадским.
Конечно же, не с "Тревоги" и "Московского 10-10" начинается настоящий
Кнорре, а с рассказа "Твоя большая судьба", напечатанного в 1940 году в
"Знамени" и замеченного газетой "Правда". Казалось бы, ничего особенного
нет в материале этого рассказа: жизнь и жизнь, как она есть, и персонажи
самые обыденные, но мысль писателя - о судьбах маленьких, собственно твоих,
и судьбах больших - народных, была не просто свежа и нова, особенно в
предгрозовом сороковом, но и жизненно необходима. И относительно небольшой
этот рассказ стал событием в литературе тех лет.
Сразу же, впрочем, замечу, что если говорить о мысли авторской, то она
никогда не лежит на поверхности у Кнорре - ни в повестях его, ни в
рассказах. И если я вспомнил рассказ "Твоя большая судьба" и мысль,
выраженную в нем, то это потому, что так прочитал рассказ я. Другие могли
прочитать иначе, например: "Маленькие судьбы бывают у маленьких людей". Это
можно сказать и о военной повести "Жена полковника", и о рассказах "Синее
окно", "Мать", "Шесть процентов", "Утро".
Федор Кнорре очень любит людей, о которых пишет. Любит нежно и
страстно. Любит молодых и старых, хороших и плохих, удачливых и несчастных.
Его любовь лишена предвзятости, которая, увы, так часто еще портит нашу
литературу.
Елена Федоровна Истомина - одна из них ("Одна жизнь"). Престарелая, с
несостоявшейся судьбой актриса в блокадном Ленинграде, - как она прекрасна
в конце своей жизни! Автор выписывает ее образ с чутким вниманием и
завидной достоверностью, как, впрочем, и образ ее обожателя Кастровского, и
соседа Самарского, и билетера Василия Кузьмича, и медиков из госпиталя.
Суровы картины блокады.
И тут же на втором плане, а, впрочем, может, и на первом, молодость
Истоминой: гражданская война, фронтовая бригада, провинциальный театр,
встреча с Колзаковым. Все приметы эпохи удивительно точны, а человеческие
характеры жизненны. Пожалуй, самый сильный из них и трагичный - Колзаков,
судьба которого прослеживается вплоть до Великой Отечественной войны.
Темы сегодняшнего и прошлого не просто переплетаются, а естественно
живут в повести:
"И память возвращает то, что люди называют "прошлое". Странное слово.
Построенный человеком дом - это его прошлое. Пускай это так называют, но
для тебя это просто твоя жизнь, которую ты сам построил, и вот открываешь
дверь и входишь, и вся она перед тобой, такая, какой ты ее сумел
сделать..."
"Одна жизнь" написана двадцать лет назад, и за эти годы я трижды
перечитывал эту повесть и всегда откр
